– Есть предложение. Давайте выслушаем Эльвиру Борисовну.

– Я же просила, – поморщилась Радионова, – без отчества! Когда величают меня как по паспорту, я чувствую себя старухой. А у меня, хоть я и не молодуха, задор в душе кипит. Аня, ты меня не помнишь?

Шляхтина удивилась:

– Мы знакомы?

– Да, и очень хорошо, – кивнула Эльвира. – Хотя чего я хочу! Когда вас привезли в центр, одной сестре исполнилось два года, второй двенадцать месяцев, – пояснила Радионова.

– Каким сестрам? – растерялась Анна.

Эльвира нахмурилась:

– Девочка! Если ты помолчишь, я все объясню.

Орлов начал копаться в своей сумке.

Дверь открылась, в комнату вошла стройная женщина лет сорока восьми – пятидесяти.

– О! Кто к нам явился! – воскликнула Радионова, которая определенно чувствовала себя королевой бала. – Здравствуй, рыбонька!

– Добрый день, – произнесла дама.

– Устраивайтесь поудобнее, – попросила я вошедшую, – давайте представлю вас. Ксения Федоровна Бурбонская. Хотя полагаю, Анна и Елена вас знают.

– Анечка, конечно, меня помнит, – улыбнулась мать Геннадия, – а вот Леночка…

– В моем возрасте старческого слабоумия не бывает, – буркнула Елена, – вы одно время считались подругой моей мамы. Она когда-то снимала дом в деревне, а у вас там был особняк. Наша первая встреча произошла в местном магазине.

– Так мне говорить или их слушать? – осведомилась Эльвира.

– Пожалуйста, начинайте рассказ, – попросила я.

Радионова вытянула шею.

– Мой отец, очень талантливый врач, работал в лаборатории, которую возглавлял Шляхтин. Сотрудников в ней было не так уж много. Григорий Андреевич не держал, как он говорил, «шлак». Там работали: Борис Глебович, мой отец, супруги Федор Степанович Бурбонский и Валентина Сергеевна, Владимир Антонович и Нина Орловы. Еще была пара лаборантов: я и Миша Хазин. Чем занималось научное подразделение? Поиском методов омоложения не только внешнего, но и внутреннего. Шляхтину велели за пять лет создать средство, которое придаст верхушке советской элиты не только нормальный внешний вид, но и вернет ей здоровье. Как вам такое задание?

– На мой взгляд, оно невыполнимо, – не замедлил с ответом Миркин.

Лев Владимирович опять стал копаться в сумке.

Эльвира вздернула подбородок.

– Верно, если за решение этой задачи возьмется середнячок, обычный доктор наук, то ничего не получится. Открою великую тайну: если человек защитил диссертацию, это еще не свидетельствует о его уме. Нет. Просто сей индивидуум умеет долгое время сидеть на попе ровно и, перелистав кучу чужих работ, создать свой опус, в котором не найдется ни одной мало-мальски оригинальной идеи. Да, подчас рождаются талантливые, даже гениальные люди, но их мысли так необычны, что научное сообщество не всегда может их оценить…

Эльвира на секунду умолкла, потом продолжила:

– Способна ли жаба понять, как живет птица? Может ли земноводное петь соловьем? Выживет ли птица в болоте в тесном соседстве с лягушками? А? Вот так и одаренный человек никогда не станет понятным серой массе. Над гением любят потешаться, и ясно почему. Он может явиться на службу в разных ботинках, волосы у него стоят торчком, одежда мятая… Грязнуля? Дурак? Нет, просто все его мысли заняты работой, на обувь плевать с высокой колокольни. Внешне гений странен, но создает нечто такое, чем люди потом столетия пользуются. Мой отец принадлежал к этой породе. И ему посчастливилось попасть в уникальный коллектив.

Эльвира показала пальцем на Анну Григорьевну.

– Ты не помнишь, не знаешь Григория Андреевича, а он из стаи великих!

– Не помню, – согласилась Шляхтина, – смутные какие-то обрывки в голове остались. Я была совсем маленькой, когда папа умер. Но я его хорошо знаю.

– Откуда? – спросил Иван.

В глазах нашей клиентки на секунду промелькнуло беспокойство.

– Откуда? – повторила она. – Так мать о муже постоянно говорила. Для нее он оставался живым. Мама с утра до ночи поминала любимого Григория, цитировала его слова. А вот на кладбище она меня не брала и сама на могилу ходила редко. У меня создалось ощущение, что отец жив, просто он уехал в командировку.

– Антонина растворилась в муже, – улыбнулась Эльвира, – нынче такой жены не встретишь. Продолжаю. Повторяю. Григорий собрал уникальный коллектив единомышленников. Я, девочка-глупышка, которую папа привел в лабораторию на должность лаборантки, а по сути уборщицы, ощущала трепет, понимала, что отец доверил мне войти в команду, которая занимается потрясающими исследованиями. Боже, какие это были люди! Шляхтин – гений! Остальные неординарные мыслители ему под стать.

Эльвира сделала глубокий вдох.

– Ладно, вернусь к сути вопроса. Я появилась в лаборатории, когда Григорий Андреевич начал эксперимент с детьми. Сразу хочу объяснить тем, кто не имеет отношения к науке. От идеи до таблетки, которую человек покупает в аптеке, подчас проходят десятилетия напряженной работы ученых. Но Шляхтина и его коллектив торопили, им предписывалось выдать результат за одну пятилетку. Сейчас-то я понимаю, что это невозможно. Думаю, мой отец и все остальные знали, что задача невыполнима, но куда им было деваться? Приказ партии и правительства. Престарелые вожди жаждали омоложения. Подчеркну – я не знала научной стороны вопроса. Никто мне, девочке, не собирался объяснять, что и зачем делают в лаборатории. Но то, что там ищут, как создать, грубо говоря, таблетку от старости, я сообразила быстро, потому что при мне вели рабочие беседы. Так сложилось, что ни у Григория с Антониной, ни у Федора Бурбонского с женой, ни у Владимира Орлова с супругой не было детей. Лишь у Бориса Глебовича родилась дочь, то есть я. Почему остальные не обзавелись потомством? Антонина правая рука мужа, они жили в лаборатории. Какие дети? Отвлекаться на пеленки Шляхтины категорически не хотели. У Бурбонских была та же ситуация. У супруги Орлова возникли какие-то проблемы по женской части, она постоянно болела. Помню, что Владимир занимался домашним хозяйством. Вот моя мама в науке ничего не понимала, топталась всю жизнь на кухне, родила меня. Для чего Шляхтину понадобились дети? Объясню вам примитивно: им вводили лекарства, которые изобрели в лаборатории. По замыслу ученых, с помощью капельниц из малышей вырастут взрослые, которые будут отличаться в лучшую сторону от остальных: не потеряют до ста с лишним лет здравый ум, память, приобретут устойчивость к болезням, сохранят тело молодым. Что придумал Шляхтин? Старость надо лечить с младенчества. С двух-трех лет, а то и раньше. Если крошкам регулярно вводить лекарства, которые разработала лаборатория, то к ста годам они будут огурцы-молодцы. Вот почему из домов малютки доставили трех девочек, две из них были сестрами, и мальчика. Настоящие их имена никому не известны. Малышек подобрали на подмосковном шоссе, где они рыдали на обочине. Возраст старшей определили как два года, вторая примерно на год младше. Мальчика обнаружили на вокзале, он спал на скамейке в зале ожидания, врачи сочли его годовалым. Как Шляхтин умудрился получить ребят для эксперимента, кто разрешил ему вводить лекарства детям, покрыто мраком неизвестности. Еще одну крошку отобрали у цыганки, которая попалась на воровстве. При одном взгляде на ребенка, белокурого, голубоглазого, стало понятно: в таборе у него родных нет. На вопрос: «Где ты украла дитя?» – ромала рассказала охотничью историю о том, как нашла бедняжку в какой-то деревне в пустой избе.